Для русского человека притягательна форма общения «по отчеству» — Степаныч, Петрович, Ильич и т.д.

Думаю, корни этой притягательности лежат в низкопоклонстве (раболепстве) русских перед знатностью (родовитостью).

В старину простолюдин имел имя и фамилию — например, Ивашка Портянкин, т.е. Иван — сын человека по прозвищу Портянка.

Иное дело — человек знатный, да еще записанный в столбовую книгу («столбцы»), например, Василий Васильевич Голицын, т.е.  сын Василия по прозвищу Голица — рукавица (либо отдаленный предок имел такое прозвище).

К чему это я так все расписываю? Персонаж моего рассказа носит простую русскую фамилию Степанов, и от роду ему лет 35-40, однако вся деревня прозывает его как старика — Степаныч. Даром что профессия его на селе уважаемая — ветеринар, понимаш…

В общении Володя Степанов человек милейший — симпатичнейший, кроткого характера, сельский интеллигент, в меру запойный — впрочем, как и все.

А что еще прикажете делать, когда клиентура у него самая что ни на есть обширная — жители, почитай, всех окрестных сел — домов 500, по крайней мере, — и каждый норовит выпить с ним за удачный исход дела (иначе выйдет неудачно).

К примеру, определяет Степаныч стельность у коровы. Возле стойла стоит хрущевский стакан с водкой и полотенце. Анькина корова (Машка), косясь на нас лиловым глазом, норовит хлестнуть невзначай хвостом (а сама будто и не при чем), мол, хвост отдельно, а она – отдельно.

«Анька, держи хвост… (пи-пи-пи)», — без всякого нажима кричит Степаныч хозяйке. Пока Анна фиксирует хвост у Машки, замечу, что ругается матом сельский человек не эмоционально, а как бы просто разговаривает, с детства постигая и впитывая в себя матерное общение.

Сначала мне дико было слышать, как спокойно на мате беседуют между собой и со взрослыми сопливые 5–10-летние сельские жители — ну, ничего не поделаешь, факт.

Пока я это описывал, Анна, наконец, изловив Машкин хвост, задрала его вверх и вбок – и даже ухитрилась привязать его к столбу прихваченной с собой веревкой. Степаныч, заголив по плечо правую руку, обильно сполоснул ее водкой и, деловито кряхтя, полез Машке куда-то в заднюю часть. Охренев от такого обращения, корова засучила задними ногами и возмущенно замычала. «Стоять (пи-пи-пи), зараза недорезанная!» Машка, услышав знакомый мат, затихла. Секунд 30 у Степаныча на лице отображался нешуточный мыслительный процесс, затем рука, засунутая по плечо в Машку, с чмоканьем вылезает из коровьей утробы. Пока Степаныч отряхивает руку, Машка несколько раз громко портит воздух и начинает панически гадить на пол «по-большому» и «по-малому». Степаныч, тем временем, продолжая с философским видом отряхивать руку, не меняя выражения на лице, изрекает ко всеобщему облегчению следующую фразу: «Стельная – месяца два будет».

Затем после гигиены – неизбежный достархан из той же водки, плюс лук, огурцы и хлеб.

А работы у ветеринара, подобной этой, завались — болезни у всей крестьянской «худобы» (скотины), прививки, выкладывание (кастрирование) мясного скота и т.д., и каждый раз — водка, водка, водка…

И совсем бы свалился с катушек бедолага-ветеринар, если бы не жена с дочкой, не увлечение охотой, да не песни светлой памяти Владимира Семеновича Высоцкого. «Протопи ты мне баньку по-белому…» — истекает из магнитофоньего нутра, и блаженная улыбка выглядывает из бороды Степаныча, начинают улыбаться глаза, улыбается лоб – путем разглаживания продольных морщин, — самопроизвольно приглаживаются торчащие в разные стороны рыжеватые волосы его. Необъяснимым образом некоторое время спиртное не находит пути внутрь Степаныча. Он ходит на охоту, помогает дочери делать уроки, работает по хозяйству. Из этого равновесия его выводит очередная магарычовая работа по специальности — ночь-полночь приезжает машина на срочное дело: трудный отел, жеребление, окот и пр. Возвращение Степаныча домой напоминает широко известную картину Маковского «Опять двойка» — и круг замыкается.

Отведение души запойного ветеринара переходит в политическую плоскость — он идет в хлев с четвертинкой водки и молча сидит, ни на кого не глядя. Возле него радостно похрюкивают политические оппоненты – Борис Николаевич и Руслан Имранович (речь идет о 1992 годе). Вот так, закончив дебаты до полного исчезновения водки, Степаныч идет досыпать на сеновал в любую погоду и время года. Изложенный сюжет не нов и не оригинален нисколько. В те — не такие уж далекие — времена у каждого второго крестьянина поросенок назывался Борькой, а все селяне дружно голосовали за Жириновского. Поневоле напрашивается историческая аналогия о сумасшедшей популярности в свое время Батьки Махно – стоило только политику поднять национальный и земельный вопрос.

Так и бултыхалась неказистая жизнь сельского ветеринара на фоне общероссийских политических потрясений. И исхода из этого круга не было видно никакого. Но тут подросла, заневестившись, дочка Степаныча – Катя. Что между ними было решено в те времена, не знаю – только, встретив Степаныча через года два, не узнал я его – доброго своего приятеля – и приятно удивился этому неузнаванию: он шел мне навстречу радостный, трезвый и бритый, за плечом торчал его верный ОЗ, сзади бежали два фокстерьера. «На лису иду, Леха, да и барсук, может, попадется», — лучась ожиданием предстоящего действа, сообщил мне Степаныч.

Оказывается, из ветеринаров Степаныч ушел со скандалом — хотя специалист он отличный и опытный, — и перешел в егеря с понижением в зарплате, зато от водки подальше. С тех пор не пьет совсем, по деревенским меркам, наш Степаныч: один запой в год — почитай, трезвенник. Да и не Степаныч он теперь, впору снова Володькой становиться — помолодел лет на десять.

Вот так и нашел себя, наконец, один среднестатистический сельский житель Володя Степанов — по образованию ветеринар, по призванию егерь, хороший хозяин и добрый товарищ. Наверное, в конце концов он совсем бросит пить — а вы как думаете?